Князь Тишины - Страница 64

К оглавлению

64

А я и не поняла, о чем она.

ЧАСТЬ II

ГЛАВА 1
Первое майское купание, которое едва не стало для Гели и последним. Явление Тлалока

Маевка – это ноу-хау нашего художественного училища. Эта традиция держится уже много лет, хотя ни учителя, ни родители ее не поощряют. Проводится маевка обычно так: ясным утром на весенних каникулах собирается здоровенная толпа с рюкзаками, набивается в электричку и едет в лес. В лесу, между прочим, еще не распустились почки, а в ближайшем водоеме (наличие которого обязательно) не сошел весь лед. Народ вылезает на каком-нибудь 163-м километре Приозерского направления и долго бродит по непросохшим весенним тропинкам, пока впереди не покажутся живописные берега лесного озера. Люди с радостными криками кидаются к воде, пробуют ее на ощупь, содрогаются, отдергивая руки: «Ой, ледяная!» Время воды наступит чуть позже. Потом принимаются шастать по окрестным зарослям, набирают огромную кучу хвороста и разжигают хаотический костер, больше похожий на небольшой лесной пожар. Парни пытаются обычно заставить девушек готовить еду, но те не поддаются. В итоге всю привезенную снедь ссыпают на траве в кучу, из которой каждый выбирает то, что ему больше нравится. Выпивку тоже привозят, но не очень много и с конкретной целью, о которой речь пойдет позже.

Потом – внимание, такого вы нигде не встретите – когда народ отдохнет, надышится свежим воздухом и перекусит, наступает относительная тишина. Мы достаем этюдники, расползаемся по берегу и начинаем рисовать. Так открывается сезон пленэра. Он продлится до середины июня, когда художка закроется на лето. А до тех пор мы покидаем затхлые стены училища и творим под открытым небом, сливаясь с природой. Это своего рода ритуал: лес после зимы, не проснувшаяся вода, первый набросок с натуры.

Минут через сорок нам надоедает рисовать. Народ захлопывает этюдники, раскладывает на просушку акварели, прижимая уголки камешками, чтобы не улетели. Какое-то время всякий занимается, чем хочет: некоторые пытаются загорать под бледным солнышком, закатывая свитера до начала ребер и джинсы до колен, другие в карты играют. А если кто-то, не дай бог, притащил гитару, это конец – вокруг певца тут же соберутся девчонки, сядут кружком у догоревшего костра, сделают умные лица, пригорюнятся и нестройно завоют: «Изгиб гитары желтой, а может, и не желтой, а может, не гитары я буду обнимать…»

Тем временем день начинает клониться к вечеру. Загорающие замерзнут, певцы проголодаются. Солнышко уйдет за деревья, и сразу похолодает градусов на пять. Начинаются разговоры о том, что нам еще по лесу долго идти, а расписание поездов посмотреть никто не удосужился. Значит, настало время пробуждения весенней воды. Начинают обычно парни. Демонстративно не пробуя воду и говоря между собой о посторонних вещах, они начинают раздеваться. Девчонки смотрят на них с ужасом и восхищением, приговаривая: «Самоубийцы! Психопаты! Совсем крыша съехала!»

– Да нормально, вода совсем теплая, – небрежно отвечает кто-нибудь из парней.

– Если вас судорогой скрутит, мы вылавливать не будем.

– И по фигу.

– Там лед у берега!

– Где? А, этот… Да разве это лед – так, иней…

Парни гордо пожимают плечами и, помедлив несколько секунд (страшно же), с разбегу кидаются в воду под всеобщий крик. Не проходит и нескольких секунд, как оставшиеся на берегу начинают лихорадочно раздеваться и с визгом лезут наперегонки в ледяное озеро. Потом – дикарские пляски на берегу, колотун, горящая кожа, онемевшие конечности, торопливо глотаешь что-то спиртное, давишься и хохочешь. Негнущимися пальцами не натянуть свитер, который тоже почему-то сырой и холодный, – должно быть, на нем кто-то успел посидеть. От мокрых волос капли стекают за шиворот. На берегу больше не хочется оставаться ни единой лишней минуты. Часа через два, расставаясь на Финляндском вокзале, все прощаются слабыми севшими голосами.

В этом году на майские праздники шел снег, и я уже решила, что маевка отменяется. Но накануне вечером мне позвонила наша староста и сообщила, что встречаемся в девять на Витебском вокзале и что мне выпало по жребию купить буханок пять хлеба. «А почему на Витебском, а не на Финляндском?» – удивилась я. «Решили поехать на Оредеж. Туда кто-то прошлым летом ходил в поход. Говорит, классно». Ладно, подумала я. Какая разница, где веселиться?

Тем же вечером неожиданно позвонил Макс со своим дежурным набором фраз: здорово, как дела, чем занимаешься, а я соскучился, поехали погуляем за город. Узнав, что я еду на Оредеж, он расстроился и принялся меня отговаривать, чем разозлил до крайности. Когда до него дошло, что я все равно поеду, он переменил тактику и начал напрашиваться в компанию. «Еще тебя там не хватало!» – подумала я и отказалась наотрез, даже не подсластив отказ обещанием «встретиться как-нибудь на праздниках, если время будет». Минут десять после звонка я развлекалась тем, что подсчитывала, сколько раз мы с Максом расставались за последние полгода, и гадала, на сколько его еще хватит.

Следующим утром, прохладным и ясным, мы собрались на вокзале. Обычная неразбериха: долго искали друг друга, потом искали расписание, потом платформу, опоздали на электричку и полтора часа ждали следующую, потом бегали по поезду, выбирая лучшие места. Наконец поехали. Народу собралось страшно много, две трети незнакомого. Гитар оказалось аж четыре: я надеялась, их владельцы не сумеют договориться, и мы будем избавлены от ненавистного традиционного бряканья. Реалисты и иллюзионисты, как училищная элита, набились в отдельный вагон. Маринку мне так и не удалось отыскать – наверно, она проспала или перепутала место встречи. Я приуныла. Девчонки с моего курса тут же затеяли играть в карты, а мне было что-то лень, да и не выспалась. Я зевала и разглядывала мелькающие за мутным стеклом питерские промзоны, которые и зимой, и летом выглядят одинаково серо, когда из тамбура донесся знакомый угрюмый баритон: «Рюкзак убери, паршивец… щас как дам по ластам, не пройти же…»

64